Птенцы гнезда Ворошилова

Журнал « КАНТРИ ПАРК ТАЙМС»  № 14 август, сентябрь 2012.

Главный архитектор группы компаний BPS известен не только профессиональными достижениями, в числе которых – реконструкция Большого театра. Никита Шангин был одним из тех, кто стоял у истоков игры «Что? Где? Когда?». О главной страсти своей молодости он рассказал КПТ.

— Никита Генович, что вам дало участие в «Что? Где? Когда?»

-Самое главное – я приобрел друзей. Классное было время, есть что вспомнить. Иначе жизнь сложилась бы не столь интересно. О материальной выгоде и социальных благах говорить не приходится: популярность не сказалась на моей карьере архитектора. А в чем-то даже помешала. До меня задним числом доходили «вердикты» вроде: «Да что с него взять? Он в КВН играет!»

— То есть статус «человека из телевизора» профессиональному росту не способствовал?

— Когда тебя узнают на улицах, это приятно, но не более того. Некоторые мои товарищи связали свою судьбу с викториной – не в том смысле, что зарабатывают игрой на хлеб, а в том, что стали медийными личностями. Например горячо любимый мною Саша Друзь. Не мне судить, какой он сегодня системотехник, но передачу на одном из телеканалов ведет прекрасно.

— Как вы попали в «Что? Где? Когда?»

— Очень просто. Увидел по телевизору объявление: кто хочет участвовать — присылайте письма. Написал. Пригласили. Отборочный тур проходил вместе с Друзем. Шел 1981 год.

— Могли в ту пору предположить, что в будущем к интеллектуальной составляющей игры добавится финансовая?

— Тогда никто не мог представить подобного развития событий. Мы жили в другой стране, в другой цивилизации, в другую эпоху. На самом деле для игроков деньги не так уж важны. А вот для зрителей это дополнительный стимул.

— На ваш взгляд, игра изменилась за тридцать лет?

— Безусловно. И по содержанию и по духу. Многократно возросла роль фактора интуиции, ведь зачастую условиям задачи удовлетворяют сразу несколько вариантов ответа.  Порой тот, который устраивает ведущего, оказывается менее интересным, нежели версии, озвучиваемые за столом. Мне ближе атмосфера тридцатилетней давности, когда играли не ради денег и титулов, а ради удовольствия от захватывающего процесса. Ну книжки получали…

— Вам нравится словосочетание «интеллектуальное казино»?

— Нет. Потому что это не единственное место, где люди зарабатывают деньги  собственным умом.

— Нынче часто бываете в Охотничьем домике Нескучного сада.

— Сам не играю, но по мере возможности выбираюсь поболеть за своих друзей – команду старейшин, как сейчас ее называют. В такой компании с удовольствием тряхнул бы стариной. Другой вопрос, сколько проку от меня сегодня будет. Как ни крути, чтобы сохранять форму, необходимо постоянно находиться в процессе.

— Кто, по-вашему самый сильный знаток всех времен и народов?

— Конечно Друзь. Тут и обсуждать нечего.

— Есть ли вопрос, который особенно запал в память?

— Он прозвучал не в эфире. Это было в те времена, когда мы стали популярными и нас приглашать в различные организации – и в Москве, и по стране.

— То есть на корпоративы?

— Можно и так сказать. (Смеется.) Принимающая сторона оплачивала дорогу, и мы охотно отправлялись в путешествия, чтобы поиграть и посмотреть достопримечательности, интересные места. Эти поездки – замечательная страница тогдашней жизни.

В Саласпилсе, в одном из институтов Латвийской академии наук, мы неплохо играли, вели с приличным счетом, а напоследок хозяева припасли такую загадку: «В латышском и чукотском языках есть одно общее слово, которого нет ни в одном толковом словаре русского языка, хотя все его знают. Оно пришло в чукотский язык из латышского в 60-е годы XX века». Первые секунд 15 был шок, но потом, воспользовавшись запасной минутой, мы раскрутили вопрос. Долгов предположил: «Наверное, это то, что производят в Латвии, а на Чукотке пользуется большим спросом». Мы, словно следователи, стали сужать круги. Сейнеры, косторезные инструменты, шпроты…  Все не то. Затем промелькнуло: РАФ, потом – ВЭФ. В этот миг я вспомнил рассказ знакомого, как он, зайдя в чум, увидил там штук тридцать спидол и спросил оленевода: «Зачем тебе так много?». Тот объяснил: «Я их покупаю, они месяц поработают, а потом молчат…» И мы с Друзем хором выпалили: «Спидола!» Представьте себе, название первого советского транзистора в чукотском языке обозначает не только радиоприемник, но и радиотехнику в целом, включая телевизор. А в латышском спидола – что-то вроде русалки.

— Замечательная история. А курьезы бывали?

— Да – и в поездках, и дома. Например, в 82-м году произошел случай, который сейчас воспринимается как забавный, а тогда было не до смеха. На стол положили топор и озвучили условия задачи: «Что написал Достоевский в 1879 году в ответ на вопрос, что станется с топором, если его забросить в пространство куда подальше?» Естественно, все зациклились на старушке-процентщице, Раскольникове, выдали что-то невпопад. А имелись в виду «Братья Карамазовы», разговор Ивана с чертом: топор станет  вращаться вокруг Земли безо всякой цели в качестве ее искусственного спутника (Оказывается, именно Достоевский – автор понятия «искусственный спутник Земли») Но дело не в том, что мы продули, а в неожиданном продолжении истории.  Через пару месяцев игру показывают в записи. Происходит нечто странное. В вопросе – ни слова о топоре. Он теперь сформулирован так: «Что станется с предметом, если его забросить в пространство куда подальше?» На экране топора не видно. Полнейший сюрреализм. Ведь людей спрашивают о некоем предмете, а они в течение минуты рассуждают о топоре,  Раскольникове и убиенной старушке! Выглядят абсолютными идиотами. Все звонят Наталье Ивановне Стеценко, главному редактору программы, и интересуются, за что игроков опустили. Она объясняет: «Ох ребята, нам бы ваши проблемы! Передачу не то что выпускать не хотели – закрывать собирались. Слава Богу, нам удалось изменить формулировку вопроса и смонтировать запись так, что на экране топора не видно».

— Чем и кому не угодил топор?

— Накануне министр иностранных дел СССР Громыко в ООН предложил запретить космическое оружие. Вы смеетесь, а тогда судьба программы висела на волоске. Вот она чиновная логика: министр против космического оружия, а у вас Достоевский в космос топоры забрасывает – непорядок.

— Чем объясните феноменальную популярность «Что? Где? Когда?»  в Советском Союзе?

— Первая живая передача на советском телевидении. На экране вдруг появились люди – не вышколенные комсомольские работники при галстуках, а нормальные ребята, расхристанные даже. При этом зритель мог почувствовать себя умнее того, кого ему показывают: я-то знаю, а вы, кандидаты наук, не знаете…

— До 1986 года передача шла в записи. Вы застали оба формата. Ощущение, что ты в прямом эфире, добавляет адреналина?

— Нет. Все так же. Ведь и прежде игра жила в реальном времени – запись длилась ровно столько, сколько и эфир. Разница в том, что сейчас режиссер на ходу выдает в эфир тот или иной план с одной из пяти камер, а раньше монтировали постфактум, по окончании записи. То есть редактировалась лишь картинка. Хотя, как показывает история с топором, порой цензура вмешивалась.

— Какое качество необходимо знатоку в первую очередь?

— Не знаю, что такое знаток.

— Само определение не нравится?

— Не понимаю его. Разве другие не знатоки? Этимология-то ясна: требовалось придумать хлесткий термин, и в результате назвали так, как назвали. Но ведь и по другую сторону экрана есть люди, гораздо более знающие, чем те, кто крутят волчок.

— Ладно, сформулирую иначе. Какое качество необходимо участнику «Что? Где? Когда?» в первую очередь?

— Страсть к игре, как и всякому игроку.

— Как внутри команды распределяются роли?

— Это не футбол, где у полузащитников свои обязанности, у нападающих – свои. Команда работает как единый организм, а капитан на мостике принимает окончательное решение.

— «Хрустальная сова», которую вы получили в 1988 году, цела?

—  Цела. Живет у моей дочери.

— Кто ваши друзья по викторине?

— Из ныне играющих – Витя Сиднев, Саша Друзь. Плюс остальные партнеры по команде: Леонид Владимирский, Олег Долгов, Сергей Пестов, Александр Бялко. Дружили с Галей Наумовой, Галей Парамей, Оксаной Петрунько, Валей Голубевой из команды девчонок. Это была наша компания, мы общались, ездили на игры, после собирались, пускали гитару по кругу…

— Кстати, сами владеете этим инструментом?

— Да. Но только аккомпанирую. Все мы родом из бардовской песни. Примерно в тот же период я участвовал в ансамбле «Карусель». Сочиняли музыку на стихи любимых поэтов: Федерико Гарсиа Лорки, Роберта Бернса, Александра Блока, Шарля Бодлера. У моего приятеля по «Карусели» Сергея Деревянко есть несколько хороших песен на стихи Пушкина.

— Сейчас поддерживаете связь с боевыми товарищами?

— Внутренняя потребность видеться по-прежнему велика. Правда сегодня это гораздо сложнее, нежели в молодости. С Сидневым общаемся регулярно, дружим семьями. С петербуржцем Друзем пересекаемся, только когда он бывает в Москве или я заезжаю в Северную столицу. Долгов уже лет двадцать живет в Германии, он профессор Тюбингенского университета. Парамей — в Гамбурге, тоже сделала хорошую научную карьеру. Петрунько — в Эдинбурге, занимается туристическим бизнесом, журналистикой и общественной деятельностью. Владимирский – в Штатах. Жизнь разбросала по разным странам, но контакт не теряем. Это сродни лицейскому братству. Ворошилов для нас как старик Державин. Мы птенцы его гнезда.

Дина ЮРЬЕВА